Страшная красота «Мозжухи»
Колония общего режима для содержания осужденных мужчин ФКУ ИК-22 ГУФСИН России по Кемеровской области находится недалеко от областного центра, в деревне Мозжуха. Съезжаем с главной дороги на грунтовку. Пыль столбом. Дорожка кривая, как та, на которую ступили оказавшиеся здесь заключенные. И улица Трудовая, как по заказу. Поворот тупиковый (что тоже символично). Только в начале – несколько домов, а дальше – дорога к колонии. Случайных людей сюда заносит редко. Шлагбаум. Пока добиралась до парковки, ничего не ёкало – все как на воле: люди ходят, машины ездят. Но за шлагбаумом – мы уже в колонии, хоть и по эту сторону забора. Здесь здание штаба, магазин, домик для ожидания свиданий, овощехранилище, гаражи.
Со здания штаба мы и начали знакомство с ИК-22. В этом большом трехэтажном кирпичном строении располагается администрация исправительного учреждения. В колонии работает 197 сотрудников. Из них 156 аттестованных (имеющих спецзвание) и 41 вольнонаемный (гражданский).
Руководит колонией подполковник внутренней службы Андрей Анюхин, 16-й начальник за 76 лет существования учреждения. В качестве начальника колонии он работает второй год, а до этого, с 2007 по 2011, был здесь же начальником отдела по воспитательной работе. Андрей Иванович считает, что его главная задача – не наказывать, а исправлять и перевоспитывать. Говорит, если хотя бы один осужденный после освобождения не вернулся в колонию, значит, он работает не зря. Гордится, что те из бывших сидельцев, кого ему доводилось встречать на воле, ни разу не кинули ему в спину крепкое словцо.
Из кабинета начальника открывается панорамный вид на мозжухинскую колонию. Закрытая территория зоны расположилась на скалистом берегу, где русло Томи совершает крутой поворот, как бы обходя зону стороной. По весне вода поднимается, подступая вплотную. Дважды река атаковала колонию – в 2003 и 2013 годах. Тогда осужденных пришлось эвакуировать. Поэтому с апреля по июнь осужденных в ИК-22 не этапируют. Отчасти этим объясняется факт, что из лимита в 670 человек колония заполнена на 60%: на сегодняшний день в ней отбывают срок 400 осужденных.
Получив одобрение руководства, отправляемся на закрытую территорию, собственно в зону. Она обнесена высоким белым забором с колючей проволокой и смотровыми вышками. Вот она, граница между волей и неволей – длиной в один километр по периметру. За ней – чуть больше шести гектаров закрытого мира, который тоже часть нашего общества. Здесь живут чьи-то отцы и сыновья, друзья, коллеги. Они здесь не по своей воле. Кто-то «по заслугам», а кто-то по глупости. И никто не застрахован от того, что когда-нибудь не окажется по ту сторону забора.
Разношерстный контингент
В ИК-22 сидят «первоходки», те, кто за «колючкой» впервые. Самым младшим (их здесь трое) по 18 лет. По словам сотрудников колонии, молодежь чаще сидит за воровство и угоны. Причем многократные: когда условные сроки постепенно превращаются в реальные. Много среди них наркоманов, попадаются и ВИЧ-инфицированные. Их лечат, усиленно наблюдают, но живут они вместе со всеми.
Самому старшему заключенному 72 года. Пенсионеры попадают сюда чаще «по пьяной лавочке»: выпил лишнего – поскандалил, подрался – сел. Кого только не встретишь в отрядах ИК-22: тут вам и творческая интеллигенция, и административные работники, и товарищи ученые. . «В прошлые годы моей работы, помню, здесь отбывал наказание полковник ГРУ, - рассказал Андрей Анюхин. – Служил в горячих точках, а потом попал в непростую жизненную ситуацию и ограбил банк. Пока сидел, написал книгу о своих боевых товарищах. После освобождения опубликовал». В числе мозжухинских сидельцев есть и люди с ограниченными возможностями. Таких здесь 18, один из них – колясочник первой группы. Несмотря на ограниченные возможности, он активно участвует в производственном и воспитательном процессе, залихватски сколачивает табуретки. Около 80 человек распределены в Мозжуху из Москвы. Один из таких приезжих находится под особым контролем в специальном помещении камерного типа, потому что осужден за террористическую деятельность.
Решетчатый лабиринт
Вход на закрытую территорию – только через КПП. У двери стоят две женщины и ребенок. Пришли на длительное свидание, но не решаются войти, стоят молча, думают. А может, ждут своего времени. Всего в колонии девять комнат для встреч с родственниками. В этот день в четырех из них заключенные проводили время с родными. Свидания проходят по графику раз в три или в два месяца и могут длиться до трех суток. Заключенные на облегченных условиях имеют право на более частые встречи с родными. Вне свиданий связь с волей – 15 минут ежедневно по таксофону. Если, конечно, есть кому звонить.
Нажимаем на кнопку рядом с дверью. Ждем. На КПП могут заходить одновременно не более трех человек – требование безопасности. Поэтому порой здесь выстраивается очередь из медиков, учителей, посетителей. Заходим после звукового сигнала. Жуткое чувство, когда за тобой со скрипом захлопывается железная решетка. Потом еще одна, и еще. Возникает ощущение безвозвратности, хотя я просто выполняю редакционное задание. Часовому КПП, который находится в помещении за зеркальным стеклом, сдаю документы, все металлические предметы и средства мобильной связи. Даже начальник в зону с мобильником не заходит, пользуется рацией, как и остальные сотрудники. После сдачи гаджетов – досмотр и сканирование металлоискателем. Всё, делаем шаг на плац…
Другая, но жизнь
Здесь свои правила, свой контингент, своя особая атмосфера, которая чувствуется с первых шагов: все вычищено-выметено, тихо, несмотря на суету вокруг. Люди, как тени, ходят строем в сопровождении сотрудников колонии из одних дверей в другие. Странно: нет ощущения, что ты оказался в преступном мире, где концентрация зла и порока на квадратный метр зашкаливает.
Слева – жилая зона, справа – производственная. Везде пропускные калитки. «Вся колония просматривается видеокамерами: 41 камера охватывает периметр и прилегающие территории и 110 размещены в жилой и производственных зонах», – рассказал Андрей Иванович. Всё и все под контролем. Фотографировать разрешают только определенные ракурсы, без лиц и охранных пунктов. Невольно начинаю играть по правилам зоны, выполнять все указания, не допускать лишних слов. Понимаю, почему люди в колонии превращаются в единицы, их индивидуальность на время стирается. Все здесь подчинено режиму и правилам. Не до сантиментов и откровений… Заключенные чеканят, как по писаному, заученные в ходе следствия формулировки, номера статей, шаблонные фразы о раскаянии. Понимаю, почему люди в колонии превращаются в единицы, их личность на время стирается. Все здесь подчинено режиму и правилам. Не до сантиментов и откровений... Заключенные чеканят, как по писанному, заученные в ходе следствия формулировки, номера статей, шаблонные фразы о раскаянии.
Вот из столовой выходит смуглый парнишка. Мурат – из числа молодых. Ему совсем недавно исполнилось 18. Парень рос в детском доме и попал в колонию, уже накопив преступления. Один раз он угнал велосипед, покатался всего день, его поймали. Так как под транспортное средство велик не подходит, прошел по статье кража, а не угон. Получил условно. Но тяга парня к езде на чужом не утихла. Второй раз решил прокатиться уже на чужой «девятке» – говорит, мечтал о правах. Ездил несколько часов. Правосудие вновь довольно мягко пожурило – Мурат получил очередной условный срок. Но когда юный преступник решил наживаться на таких же, как сам, детдомовцах (стал посредником между товарищами из детского дома и ушлыми ребятами, которые помогали в обход закона снимать деньги с накопительных счетов детдомовцев до их совершеннолетия), два первых условных срока плюс новый превратились в один реальный. Мурат проведет в неволе больше трех лет.
Поговорив с нами, он возвращается в отряд. В телогрейке и шапке найти его в строю одинаковых людей становится непросто.
Все за решеткой
Подходим к общежитию. На территории колонии их четыре на пять отрядов. В коридоре на стенах информация для осужденных, распорядок дня, в спальной зоне – двухярусные железные кровати с тумбочками. Ничего лишнего.
Осужденные до 30-летнего возраста без среднего образования обязаны ходить в школу и освоить «двенадцатилетку». Учебные классы находятся прямо в общежитии. Сюда к заключенным приходят учителя. Относительно недавно, с 2010 года, ученики и учителя общаются через решетку. Федеральное распоряжение предписало во всех помещениях колонии, где работают женщины, сделать защитные ограждения – потому что по стране прокатились случаи захвата заложников. После окончания школы здесь же, в колонии, можно получить средне-специальное образование. В ИК-22 есть профессиональные училища, где готовят поваров, плотников, столяров и т.д. А два человека в колонии по собственной инициативе дистанционно получают высшее образование. Да, это тоже возможно.
Посещаемость уроков здесь почти стопроцентная. Прогул занятий – нарушение распорядка и основание для наказания вплоть до помещения в штрафной изолятор. ШИЗО – самое страшное для заключенных место – находится рядом с общежитием. Здесь мрачновато, огромные металлические двери заперты. В коридоре зачем-то играет музыка. Руководство колонии утверждало, что все 25 камер штрафного изолятора в этот день были пусты. Более того, «в прошлом году в изоляторе побывало всего трое заключенных, а в этом – и того меньше, двое», – сообщил начальник колонии. Заглянуть в ШИЗО нам не удалось, так что пришлось поверить на слово.
В отдельном здании на территории колонии расположилась медсанчасть. Она работает, как полноценная больница, с основными и узкими специалистами, собственной диагностической лабораторией и службой экстренной помощи. Медики, как и учителя, защищены решеткой. Врачи и медсестры принимают через нее результаты анализов и другие медицинские документы осужденных. А осмотры проходят в присутствии сотрудников колонии.
И здесь есть безработица
Кто имеет специальность, может устроиться в колонии на работу. Но рабочих мест, как и на свободе, меньше, чем кандидатов. Трудоустроено чуть больше половины заключенных: 187 человек трудятся в промышленной и 45 – в жилой зоне учреждения. И, хотя понятие безработицы для колонии не чуждо, как сообщил начальник ИК-22, отказывать осужденным приходится не так часто. В основном все, кто должен – при деле.
Все работники, отбывающие наказание, получают минимальную заработную плату, которая зачисляется на счет осужденного. Часть ее вычитывается на содержание осужденного, остальная часть остается на счету, с которого производятся обязательные выплаты – алименты, долги, возмещение ущерба (общий процент вычетов – до 75%). На этот же счет поступают пенсия и переводы от родственников, которые заключенные могут тратить на продукты в магазине.
В производственной зоне многолюдно. Самым масштабным в ИК-22 является швейное производство. Здесь задействовано 108 из 187 работающих в промзоне. Заключенные производят от 120 до 150 комплектов спецодежды в день, обеспечивая ею угольные предприятия и заводы региона.
Особая гордость – маргариновое производство. В этом году по исправительным учреждениям разъехалось более 500 тонн мозжухинского маргарина. На маргарине колонии удается зарабатывать около 45 миллионов в год, на швейном производстве – около 17 миллионов.
Есть и своя автомастерская с покрасочной камерой.
А еще в нынешнем урожайном году в собственной теплице ИК-22 собрали 9 тонн огурцов, а еще 20 тонн кабачков. Животноводческое поголовье колонийского хозяйства составляют 358 свиней. Мясом заключенные тоже обеспечивают себя сами. Помимо мясного, здесь налажено производство хозяйственного и туалетного мыла. А еще металло- и деревообработка.
Раз в год работающим заключенным полагается отпуск. Раньше они проводили его в отряде, а год назад в ИК-22 появился собственный санаторий на десять мест. Путевкой туда награждаются все, кто трудоустроен.
Те, кто не трудоустроен, занят… кружковой работой: кружок художественной самодеятельности, живописи, есть даже курсы для корреспондентов и другие занятия.
Когда на обратном пути прохожу через тот же решетчатый лабиринт и закрываю за собой дверь, невольно вдыхаю полной грудью. Вряд ли эти ощущения сопоставимы с тем, что испытывает заключенный после освобождения. Но что-то сходное в этом определенно есть.
Мы не наивны и прекрасно понимаем, что за несколько часов пребывания в зоне нам показали лишь небольшую парадную часть жизни колонии. Ее реалии наверняка более жестки и менее приглядны, чем вылизанный плац и кружки по интересам. Но, с другой стороны, какой смысл в тюрьме, которой не боятся.
