О произведении
Идея создания «Алтайского сказа» принадлежит Барнаульской филармонии. Из моего творчества отобрали несколько интересующих тем, и из этого мы собрали кантату. Вообще фольклор и профессиональная музыка – одно целое великого тела музыки. Здесь я пытался фольклор, который связан с Алтаем, удивительное горловое пение, необычайные инструменты с почти человеческим голосом внедрить в симфоническое полотно. Оркестр аккомпанирует акустике, странному горловому пению – меня это очень занимало. Думаю, что это перспективный путь – не просто копировать, а окружать натуральное исполнение народных певцов и исполнителей на разных инструментах некоей симфонической структурой. Я это делал ранее в записи, а здесь впервые – с живым оркестром и фольклорным ансамблем. Для меня очень ценен фольклор и симфонический оркестр. Некие вещи у меня были написаны раньше, и возможность реализовать их здесь, в «Сказе», мне была любезно предоставлена. Некоторые вещи я впервые услышал в оркестре, до этого наигрывал их на синтезаторе. Что сильнее в «Сказе» – музыка или стихи? Если поет хор, слов, как правило, не слышно. Как в любой опере, вверху сцены идет подстрочник. Но в целом нужно воспринимать это произведение эмоционально.
Как сочиняется музыка
Во времена «Соляриса» (я еще был молодым человеком) у меня сложилось свое ощущение музыки. Музыкальные инструменты, музыка – малая часть всего гигантского звучащего мира. Это мир для меня неразделим. Мир музыки бесконечен, особенно когда вторглись электроника и технологии, то появилась возможность, даже возникла необходимость объединить весь звуковой мир, который нас окружает. Мир звуков – это мой мир. Я выдумываю очень много звуков. Но звуки реального мира тоже нужны – стрекотание кузнечиков, шум листвы. Звуки можно синтезировать – сейчас огромное количество программ. Как складывается музыка – никто этого не скажет. Это непонятно. Бывает, идея может возникнуть от звука ворот, от чужой песенки какое-то влияние может закрутиться в свою историю. Но главное – когда есть желание сочинить, это неистребимо. Служители религиозных культов (священники, монахи) всю жизнь общаются с богом, молятся. А для нас, простых обывателей, музыка – единственный инструмент, который позволяет как бы прикоснуться к творцу. Музыка – это организованные волны, плюс 120 человек, поющих в хоре и играющих в оркестре, 120 энергий индивидуальных. И случается, когда этот столб энергий идет туда, вверх, к богу. Тогда у вас мурашки начинают бегать. Вы не сможете этот момент забыть. Но композитор упорядочивает эти волны по воле божией, не просто так. 50 Гц – волна, синусоида – тоже волна, из них складываются другие волны, получается струна колебаний, другая, вот я уже и организован. А волны хаотичны, как и все в мире: сумма колебаний, как Тесла говорил, это мир, это энергия волн и резонанс. 
О случае
По молодости всякое бывало – масса соблазнов. Учась в консерватории, хотел стать военным пилотом. Но не прошел по зрению. А так бы, возможно, уже и летал. В моей жизни случай – это главное. Все в моей жизни случайно. После успешного окончания консерватории я по наивности думал – вот, кто-то меня заметит. В советское время было мало точек, где ты можешь показаться: радио, телевидение, Министерство культуры, союзы и два издательства – «Музыка» и «Советский композитор». Я приносил свои сочинения, но везде получал отказы. Сильно приуныл. В этот период жена сыграла огромную роль. Она верила в меня. Она была блестящей пианисткой, бросила карьеру, стала работать редактором на радио. И однажды – случай! Микаэл Таривердиев в 60-е был очень знаменитым композитором, ему предложили на радио сделать постановку, тогда это было модно, – «Срок истекает на рассвете», такая американская история. А потом его кто-то переманил: в советское время договоров не было, подписал – и все, больше никуда. Тогда захотел – ушел, святые времена! (Смеется.) Таривердиев эту постановку бросил, началась паника, режиссер срочно стал искать композитора и поинтересовался у моей супруги, кто мог бы написать музыку. Она ответила: «Мой муж». Он сказал: «Давай, приводи, послушаем». И поехало. В кино, на «Мосфильм», я также попал совершенно случайно. Звонит приятель, актер, говорит: «Слушай, хочешь заработать 70 рублей?» Я говорю: «Конечно, хочу!» (Смеется.) Он: «Режиссер Самсонов снимает фильм о цирке, таперы нужны: он хочет, чтобы роль тапера сыграл музыкант, а не актер». И я неожиданно выиграл этот, как сейчас говорят, кастинг. Вскоре оказалось, что композитора этого фильма, Тер-Татевосяна, забрал в свою картину «Девять дней одного года» Ромм. И фильм Самсонова остался без композитора. Это сейчас в кино продюсер – главный человек, он может и режиссера снять. А в советское время режиссер был главным, ему поручалась картина, давали деньги, и он набирал команду. Конечно, существовал худсовет. Я никому не был известен, а на «Мосфильм» очередь из композиторов. Но когда я стал импровизировать, Самсонов говорит: «Я тебе ничего не обещаю, но попробую тебя взять с испытательным сроком в свой фильм». Были люди и против моей кандидатуры, но режиссер отстоял меня. И покатилось. А дальше была работа с Тарковским. Понимаете, некоторые композиторы кино используют как заработок. Но это же колоссальный опыт, это близко опере: ситуации, сценариус, актеры, музыкальное решение образа. Все это очень большая школа. И я крайне серьезно к этому относился.
Как писать оперу
Если бы не кино, оперу «Преступление и наказание» я бы никогда не написал. Когда появилась рок-опера «Иисус Христос – суперзвезда», Кончаловский меня убедил «Преступление и наказание» писать как рок-оперу. Ее я писал почти 30 лет, начинал – бросал, начинал – бросал. Тоже усердие нужно. Правда, Кончаловский, когда его лишили гражданства, помню, мне из Лос-Анджелеса звонил: «Ты пишешь?» Я говорю – да, хотя врал, не писал. А он чувствовал, что вру. Кончаловский был невъездным тогда в Россию. Звонил мне. Моя совесть начинала работать, я опять садился за оперу. И вот мне стукнуло 60 лет, Кончаловский опять звонит: «Ты, конечно, ни хрена не делаешь?» Я: «Ну так, немножко». – «Пойми, тебе 60 лет, если сейчас все свои работы не бросишь, ты никогда оперу не напишешь». – «Почему?» – «Начнутся болезни, внуки, деньги нужны, все, конец». И эта мысль меня так прохватила, что я похолодел. И за два года все закончил. Отказался от всего остального, железно, как монах, не общался с миром, у меня путался день, ночь, снилось бог знает что. Вот как серьезно вошел в процесс. И два года так увлеченно работал, как никогда до и после. Я жил там. Это самое счастливое время. Но это было возможно, потому что за предыдущие 28 лет работы над оперой накопились эскизы. Это чистая рок-опера, хотя тематика и сценариус никак не умещались в стилистику сюжета. Они решились в полистилистике. Симфонические куски целиком народные, с гармошками, вальсы играются городские, рок, все вместе, в общем, использую полистилистику. А когда я посмотрел, сколько уже написано, оказалось, что материала еще на пару опер. (Смеется.)
О рок-музыке
С появлением электроники возникли определенные приемы, появилось целое огромное поле академической электроники. Я не имею в виду популярную электронику, хотя там тоже есть достижения, особенно в рок-музыке. Когда арт-рок родился в конце 60-х – явилась величайшая музыка. Самым знаковым сочинением ХХ века считаю сочинение Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос – суперзвезда», потому что таким языком никто не решался до него сделать что-то подобное. Конечно, Монтеверди, Бах – величайшие умы, гениальные композиторы. Это серьезная музыка, истоки которой в церковных традициях. А у Уэббера – песенки, и вдруг выросло потрясающее явление. Видимо, так Христос говорил – просто, поэтому весь мир и объединил.
О планах
Пришло время собирать камни. Я себе составил план и уже отстаю от того, что хотел бы реализовать. У меня несколько незаконченных сочинений, вполне традиционных, я бы хотел их завершить. Есть два мюзикла – один по известному фильму «Раба любви». Он, собственно, написан, но никак Никита Сергеевич по разным причинам не соберется его поставить. Сейчас у Михалкова появился свой театр, огромный затеян ремонт, и в 2021 году он должен открыться премьерой мюзикла «Раба любви». Второй мюзикл – «Три товарища» по Ремарку. Мюзикл – вообще отдельная история. Как рок-опера. Она особенно жизнеспособна. Тот же Уэббер написал пять абсолютно успешных. 
О современных композиторах
Артем Васильев мне симпатичен из тех современных композиторов, которые сегодня пишут музыку к фильмам. Он считает себя моим учеником. Я в институте Гнесиных им читал лекции по электронике, по музыкальным компьютерным технологиям. Потом он окончил консерваторию и уехал в Англию писать диссертацию. И там его оставила королевская консерватория, он стал вести кафедру современных музыкальных технологий. 12 лет он занимался. Сейчас он в России. Потрясающе одаренный человек. Я другого такого композитора не знаю: технически оснащен, все может. Просто поразительно. Он сейчас нарасхват. Он яркий.
Авангард
Авангард был моим увлечением в 60-е годы, у меня были пластинки Штокхаузена, я их потом все раздал. Когда услышал «Суперстар», понял, что здесь мой мир, а там – мир запредельный, который я не вижу и не слышу. Потом рок меня совершенно захватил. Очень известен на Западе наш композитор, Владимир Мартынов, он и философ знаменитый, он на философском факультете преподает в московском университете, потому что он человек со своим совершенно оригинальным миром. Он знает всю музыку, может что угодно сыграть. Он нашел свой музыкальный мир, он блистательный композитор, у него несколько замечательных рок-кантат. Но когда он обратился к минимализму, я не мог это слушать. Я не признаю минимализм совершенно, потому что известно, что будет дальше, нет никакой загадки. Ведь минимализм – это композиторская техника, не стиль: Терри Райли, замечательный джазовый композитор, придумал минимализм для джазовой импровизации.
Электроника
Она еще жива. Это направление получает гранты в университетах западных стран. Но я застал самый его расцвет, когда были полны залы, были слушатели авангардной электронной музыки, как бы не связанной с чувствами, это просто некий созданный мир, как Брэдбери создавал свой. Я помню поразительное сочинение французского композитора Френсиса Баила «Одиночество»: холодное нечеловеческое пространство электроакустической музыки обрывается вдруг, постепенно рок захватывает, и все это превращается в один звук, такой одинокий-одинокий. Потом чувствуешь себя совершенно опустошенным… Я много ездил по фестивалям в свое время. Постепенно фестивальные залы стали пустеть, остались только приглашенные, немного заинтересованных людей. Я раза три ездил в Бурж, это на юге Франции, там центр их электронной музыки, были построены залы. Нас приезжало всего человек 20 музыкантов, и местные жители ходили уныло. Но дело в том, что вся электроника ушла в поп-музыку, там все технические и математические идеи. Они пришли из музыки, которая не занимается нашей, земной музыкой, а занимается другими сферами, которые только и слышны людям, которые в этом находятся. Я в Бурже познакомился с математиком Варварой Лемуан. Она не музыкант, но у нее были удивительные сочинения: на нескольких генераторах она запускала функцию Чебышева, и получалась некая система в развитии. Это крайне интересно. Такие люди – фанатики. Живут только на гранты, только музыкой занимаются и совершенно не интересуются тем, как их музыку воспринимают другие, но они двигают науку вперед. Это свой замкнутый мир.
О вдохновении
Вдохновение рождается в ежедневном труде. И очень крепкое заднее место должно быть. А потом возникает и желание. Ограничение – это организация, форма, всего лишь ваше ощущение ограничения. Чайковский сказал: «Вдохновение – редкая гостья». Нужно работать, и больше ничего. Я тоже тружусь каждый день. Это стало необходимостью. И ничем другим уже не могу заниматься.
