СЕМЕЙНАЯ «КОВИД»-КАМЕРА
Ивановы (фамилия изменена) стали первыми «ковид»-положительными в своем городе. Целая семья из пяти человек. Казалось бы, первым – всегда больше внимания. Тем более, когда к их появлению готовится не просто родной город, но и весь регион. Теоретически городские власти рапортовали о готовности медицинских служб и лабораторий, о масштабной помощи волонтеров, о «мы приложим все усилия», «никто не останется без внимания» и прочее. А на деле? Как минимум, семьи Ивановых все эти прелести не коснулись.
Вот уже больше месяца трое взрослых и восьмилетний ребенок сидят одни без помощи со стороны властей и соцслужб в домашнем заточении. И когда закончится срок их заключения, не ясно - результатов анализов, взятых две с половиной недели назад, до сих пор нет…
«В начале июня мой тесть не понятно где подцепил коронавирус, - рассказал Дмитрий Иванов. - Но о том, что это был именно «ковид», он узнал не сразу. Почувствовав недомогание, вызвал врача. Во время первого визита медики послушали его, свозили на рентген и сказали, что все в порядке. Но через пару дней ситуация ухудшилась – дышать стало тяжело, грудную клетку сдавливало, как тисками. Тесть снова обратился к врачам и сказал, что подозревает у себя «корону». И оказался прав – второе тестирование показало положительный результат. Его отвезли во второй новокузнецкий ковидный госпиталь, а нас всех посадили на самоизоляцию. 9 июня мы всей семьей – я, теща, жена и восьмилетний сын – сдали мазки. В этот раз «положительной» оказалась супруга. Ее увезли в тот же госпиталь, а мы остались дома. Никогда я не думал, что можно так надолго оказаться в домашней тюрьме».
17 июня к Ивановым приехали брать повторный мазок, и 20 числа сообщили, что Дмитрий и его теща тоже инфицированы, озвучив возможность амбулаторного лечения. Отрицательный анализ ребенка никого не смутил, он остался вместе с двумя «положительными» взрослыми.
«Так наша самоизоляция продлилась, но пребывали мы на ней уже не в качестве контактных, а в качестве «ковидных», - продолжил Дмитрий. – И вот уже больше месяца мы сидим дома и не можем никуда выйти. 25 июня мы сдали последний тест, но 18 (!) дней не можем дождаться его результатов».
За это время и тесть, и жена Дмитрия успели вылечиться и выписаться из госпиталя. Тесть вернулся домой, так как идти ему больше было некуда, и отбывает очередной карантинный срок по совести, потому как понимает, что находится в одной квартире с зараженными. А жена временно поселилась у подруги, чтобы иметь возможность ходить на работу и кормить семью «заключенных». Уже больше месяца она не видела своего сына.
Получив очередной ответ «ждите результатов», изолированные Ивановы решили начать борьбу за собственную свободу.
«Со 2 июля мы ежедневно названивали в больницу, чтобы узнать судьбу своих мазков, - рассказал Дмитрий. – Но нам никто не смог пояснить, где они и каков результат тестирования. Мы предлагали повторить забор анализов, если прежние где-то потерялись, но получали многочисленные отказы. Тогда я начал звонить на различные горячие линии и оставлять жалобы. Добился того, что 7 июля к нам-таки приехали за очередным мазком. Видимо, надежда найти предыдущие результаты была окончательно утеряна. Как и безвозвратно утерянное нами время ожидания. За это время и я, и теща лишились работы. Выживаем на их с тестем пенсию и президентские 10 тысяч, которые были переведены для ребенка. Так вот 7 июля у нас повторно взяли анализы, в среду должны были передать их в Новокузнецк, а сколько нам предстоит еще дожидаться их результатов и не потеряются ли они снова – одному Богу известно».
Теща Дмитрия Людмила Георгиевна пребывает в отчаянии. «Такое впечатление, что про нас все забыли, - призналась женщина. – Ответ у всех один – ждите, ждите… А сколько ждать?... Второй месяц мы сидим закрытые, без денег. Ребенок не видит мать. Квартира без балкона, поэтому дышим в окно. Родственников у нас в городе нет. Живем мы в удаленном районе. Спасибо, друзья то хлеб привезут, то молоко, то лекарства. Соседи иногда молча сами под дверью пакеты оставляют. Но это же не может продолжаться бесконечно! Я понимаю, что мы в Таштаголе не одни такие (на 12 июня в городе 23 зараженных, - примечание редакции), но хоть кто-то бы поинтересовался, как мы выживаем, чем питаемся, находясь всей семьей на затянувшейся не по нашей вине самоизоляции. Никакие социальные службы помощи не предлагали, а где искать волонтеров, и есть ли они у нас, мы не знаем».
БИТВА ЗА ТРУСЫ
У жены Дмитрия Карины - своя история. И своя война за свободу, только в госпитале, откуда она с трудом вырвалась, но домой попасть не смогла. Если бы сделала шаг за порог, осталась бы с родными в заточении. А кормить семью кому-то нужно. Поэтому сейчас она живет на чемоданах у подруги. И ждет открытия домашних границ.
«Когда я получила положительный результат анализов, мне никто не предложил остаться дома, несмотря на легкую форму болезни, - рассказала Карина. – За мной приехала машина скорой помощи, и 9 июня меня увезли в госпиталь Новокузнецка на Сеченова. Из симптомов у меня была лишь небольшая температура и утрата обоняния, которое восстановилось через неделю».
Карину разместили на шестом этаже. До перепрофилирования здесь находилось операционное отделение. «Народу было битком, и стар, и млад, - делится воспоминаниями женщина. – В больших операционных блоках было установлено по 10-11 кроватей. В маленьких процедурных кабинетах - по три. И ничего, кроме коек. Я попала в ту палату, что на троих. Вместе со мной первые несколько дней лежала женщина 62 лет и бабушка, ей было около 85. Пациенты на нашем этаже менялись быстро и круглосуточно. Но бабушку-страдалицу я запомнила очень хорошо и надолго. Поступила она весьма бойкой, пела песни, разговаривала. Никаких признаков заболевания, кроме головокружения. Дыхание и давление были стабильными, даже температура была в норме. Сначала бабушка ходила самостоятельно, а потом вдруг начала падать. Могла рухнуть прямо в коридоре, я лично ее несколько раз ловила. Оказывается, с 18 по 29 июня она почти ничего не ела. Сначала просто капризничала и говорила, что больничную еду ей не хочется. Потом жаловалась на то, что ее тошнит и кушать она не может. Врачей это заботило мало, никто ей никаких вопросов не задавал. А со временем она совсем слегла и перестала подниматься с постели. Мы обращались к врачам с просьбой помочь бабушке, но они говорили, что она стабильная, показаний нет, и делать что-либо отказывались. Только подгузники меняли. Первое время делали это систематически, а потом сообщили, что памперсы закончились… «У нее есть родственники? Вот пусть и покупают» - отвечали врачи на наши обращения как-то помочь старушке. А нам откуда знать, есть у нее родственники или нет. Слышала, что привезли ее из дома престарелых. В общем, всем этажом мы вели безуспешную битву за бабушкины трусы. Вместо нормального решения вопроса врачи начали заворачивать бабулю в одноразовую пеленку и подклеивать ее скотчем... Стоит ли говорить, что эффекта от этого было ноль… Вы себе не представляете, какая вонь стояла – жара ведь! За несколько дней до моей выписки ее перевели на нижний этаж, где было около 20 таких пациентов. О ее дальнейшей судьбе я не знаю».
С выпиской у Карины все тоже получилось не без сражений. 16 числа она получила отрицательный анализ. Но возрадовалась рано. 19 июня после сдачи повторного теста его результаты шли целую неделю, а потом вдруг оказались положительными. Это уже после пройденного курса лечения сильнейшими препаратами, в том числе теми, которыми лечат ВИЧ-инфицированных. И Карину начали лечить по второму кругу… «После каждого укола меня трясло, как после ломки, - рассказала женщина. – Но их продолжали ставить каждые два дня. И, наконец, 3 июля, когда в госпитале поменялся врач, а я изрядно поскандалила, меня выписали. Пробыла я в больничном заточении с 9 июня, то есть почти месяц. Это сейчас я рассказываю вам обо всем с улыбкой, а тогда было не до смеха. Пациенты бунты поднимали. И все проблемы из-за того, что лаборатории в Новокузнецке не справляются с потоком анализов. Люди ждут результаты неделями, а некоторые – месяцами. За время пребывания в госпитале я познакомилась с девушкой, которая находилась там с 27 мая. Я выписалась, а она еще оставалась!.. У нее вообще какие-то странности происходят: один анализ она получает отрицательный, второй – положительный. И так много раз… Каждый идет по 10-15 дней. Она уже в истерике бьется, а выйти из больницы не может.
Уже после выписки я позвонила в приемную губернатора, - продолжила Карина. - Мне ответила женщина, извинялась, просила отнестись к ситуации с пониманием. Я задала ей вопрос: «Но было же время, почему мы оказались не готовы?» Ответ меня обескуражил, приводить его полностью я не буду, так как записи разговора у меня нет, но суть его свелась к русскому авось…».
ТИМА
На фото материала о "заложниках" новокузнецкого госпиталя жительница Междуреченска Оксана Журавлева узнала своего сына. Семилетний мальчик на протяжение трех недель находился в том же самом втором новокузнецком ковидном госпитале без матери. И, как считает Оксана, без врачебного внимания.
«17 июня у моего сына поднялась температура - 37,5, - рассказала Оксана. – Зная, что по городу ходит эта зараза, я обратилась в междуреченскую больницу. Врачи диагностировали у мальчика ангину, но мазок на коронавирус все же взяли, прописав лечение антибиотиками. Три последующих дня Оксана ответственно выполняла рекомендации врачей. Температура спала, состояние ребенка значительно улучшилось. А 19 июня она вместе с младшим сыном поехала на прием в новокузнецкую детскую больницу. И уже там ей поступил звонок из Кемерова. Врачи сообщили, что у ее старшего сына подтвердился «ковид», и его необходимо срочно госпитализировать. «Он в Междуреченске, мы с мужем и вторым ребенком в Новокузнецке…. – вспоминает Оксана. – Я в панике. Скорая уже выехала. По телефону даю свое согласие на то, чтобы сына привезли в Новокузнецк. Мы ждали его у санпропускника, купив продуктов на первое время».
Когда машина прибыла к госпиталю, сопровождающая вывела мальчика. Тот плакал и ничего не понимал. Ребенка завели в больницу, а родители остались стоять у входа. «Через 10 минут сотрудница скорой вышла без моего сына, - продолжила Оксана. – «А где мой ребенок?» - спросила я ее. «А всё, его забрали» - был ответ. Вещи сыну передали, но у меня не взяли ни разрешения на госпитализацию, ни согласия на медицинские манипуляции, не выдали никакого документа о приеме ребенка. Сопровождающая села в машину и уехала. А мы с мужем так и остались стоять у входа, ничего не понимая. Я стала звонить по номерам госпитального домофона, но мне никто не ответил. Тогда я набрала номер сына: «Тимофей, ты где?..» «Алле… Алле…. Аллергия есть у меня? У меня врач спрашивает» - ответил он в трубку. И тут я понимаю, что моего семилетнего ребенка оформляют и задают ему, маленькому мальчику, вопросы об аллергии, непереносимости препаратов и хронических заболеваниях… Я попросила передать трубку педиатру, ответила на все ее вопросы и спросила, как мне искать сына. Она сказала: держите связь с ребенком, ему все расскажут».
Только ему ничего не рассказали. Ни о том, где находится туалет. Ни о том, к кому обратиться за помощью, если вдруг станет плохо. В ковидном госпитале детство ребенка резко закончилось: к первокласснику отнеслись, как ко взрослому, мол, сам разберется.
В это время его самоизолированная контактная мать ежедневно обрывала телефоны больниц и служб здравоохранения, пытаясь получить хоть какую-то информацию о месте нахождения и состоянии своего сына. Я звонила на горячие линии, в колл-центры, больницы, чтобы узнать контакты того поста, где находится мой ребенок.
"Было такое ощущение, что надо мной издеваются, - рассказывает женщина. - Мне отвечали, что ничего не знают, и клали трубку. А я ничего не могла сделать, закрытая в другом городе на самоизоляции… Каким-то чудом через несколько дней мне удалось связаться с лечащим врачом. И он сообщил, что никакого лечения моему сыну назначено не было, так как он бессимптомный, никто его не исследует, так как для этого нет оснований. Врач просто заглядывал в палату, спрашивал: «Мальчик, у тебя все в порядке?», закрывал дверь и уходил. Его даже не слушали фонендоскопом, потому что сделать это в противочумных костюмах невозможно. Сказали сидеть и ждать 10 дней. Тогда возьмут мазок, через два дня еще один, и только после второго отрицательного теста ребенка выпишут».
Но бессимптомного малыша выписывать никто не спешил ни через десять, ни через пятнадцать, ни через двадцать дней. А мальчик стал жаловаться на голод. «Во время одного из разговоров сын рассказал мне о том, что его кормили ягодами и арбузом, что меня очень удивило, - добавила Оксана. – Выяснилось, что продукты, которые оставались в холодильниках выписавшихся пациентов, раздавали по палатам. Я не понимала, огорчаться мне из-за того, что мой ребенок доедает непонятно что за чужими людьми… Или радоваться тому, что медперсонал, который сам оказался в непростых условиях, каким-то образом подкармливает моего сына…»
У Тимы взяли мазок 27 июня. Потом 30 июня. Потом 6 июля… Результатов нет. А 8 июля в 7.30 утра у Оксаны зазвонил телефон. «Здравствуйте, это соседка вашего мальчика по палате, - услышала в трубку Оксана. – Вчера в больнице поднялся бунт. Составили список тех, кто лежит давно, а результаты анализов получить не может. Вашего сына в этот список включить забыли. Сегодня нас выписывают. Я переживаю за вашего ребенка, он остается совсем один. У него сегодня взяли мазок на экспресс-тест. Если в течение дня вам не скажут результаты анализов, бейте во все колокола». На тот момент ребенок находился в госпитале уже три недели.
В этот же день Оксана позвонила в приемную губернатора. После этого звонка с ней связались из Министерства здравоохранения, обещали помощь. И вроде бы даже в госпитале нашли анализы сына. По крайней мере на словах. «Муж дозвонился вечером до больницы, ему сказали, что результаты еще ждут, попросили перезвонить в десять часов, - добавила Оксана. – В десять сообщили, что результаты пришли, но их пока разбирают. Попросили перезвонить в час ночи. В час ночи сказали, что результаты разобрали, но анализов нашего сына не нашли, предложили перезвонить в шесть утра. Муж звонит в шесть утра, а ему отвечают – а чего вы так рано звоните, все спят. И я поняла, что судьба этого теста такая же, как у тех, что были сданы 27 и 30 июня».
Тогда Оксана рванула в Новокузнецк за сыном, предварительно предупредив руководство госпиталя, что без ребенка возвращаться в Междуреченск не намерена. После поднятого ею скандала результаты анализов нашлись в течение 5 минут. На руках у Оксаны оказались отрицательные результаты тестов, сделанных 30 июня и 8 июля. Судьба анализов, которые были взяты 27 июня и 6 июля, до сих пор не известна. Мальчика, завернутого в одноразовую простынь, выдали матери. Он был бледный, изрядно похудевший, с отросшими за три недели ногтями и волосами. Но безмерно счастливый оттого, что его забрали домой…
29 июня у родителей мальчика взяли анализы. 13 июля результаты тестов до сих пор не известны. Все официальные сроки самоизоляции прошли.