– Александр Витальевич, вы художественный руководитель хора и регент. Кто такой регент?
– Регент – церковное название дирижера. Но одновременно он уставщик, так как он подготавливает каждое богослужение согласно уставу, следит за ходом службы, за правильным произнесением церковно-славянских текстов канонархом и певчими. Он же должен обладать всеми свойствами профессионального дирижера, включая идеальный слух, умение управлять темпами, ритмом, фразировкой и т.п. Регент должен правильно и благообразно «разруливать» нештатные ситуации, время от времени возникающие за богослужением. Таким образом регент, помимо узкоспециализированных музыкальных дарований и умений, должен обладать целым комплексом церковных знаний.
А еще регент – это, как ни странно, духовник своих подопечных. Он должен создавать молитвенную атмосферу на клиросе, обладая не только профессиональным, но и духовным авторитетом. Был период, когда в церковные певчие поставлялись чином малого рукоположения – хиротесии. За богослужением клирошане одевались в специальные кафтаны или подрясники. По сути, это были не просто одежды – они были символом принадлежности к служителям Церкви. И, подобно священнослужителям, на клирошан общество накладывало определенный моральный ценз. И сегодня, несмотря на отсутствие специальных одежд, клирошане в храме не должны нарушать молитвенный настрой богослужения.
Сегодня все стало много проще, но в то же время и сложнее. Фактически любой музыкально грамотный и вокально одаренный певец может петь в Церкви. И вот приходят очень разные люди – каждый со своей сложной судьбой и характером. Регент вникает в проблемы певчих, увещает, стараясь сохранять наиболее ценных певчих. Распознать, какое влияние на коллектив или на богослужение окажет той или иной человек, сразу почти невозможно. И это одна из самых сложных задач регента: необходимо вовремя увидеть и купировать проблему. Более тысячи лет назад Церковь установила должность регента, и до сего времени регента никто не смог упразднить, ни подвинуть, так как на этой должности замкнуто множество очевидных и неочевидных обязанностей.
– У церковных дирижеров есть своя интерпретация духовной музыки?
– Дирижер прежде всего должен уметь создавать внутреннее состояние созерцания, вовлекая в свою орбиту всех исполнителей. Как следствие, происходит (или не происходит) обращение публики в «свою веру». В этом главная задача дирижера. Если говорить об интерпретации, то церковный коллектив по-другому поет хоровую музыку, потому что мы стараемся молитвенный настрой из богослужений приносить на концерты.
– Все солисты хора воцерковлены или они светские люди?
– Давайте сразу определимся в понятиях: светские люди – это те люди, которые не ходят в Церковь и не молятся; церковные люди ходят в Церковь и молятся, воцерковленные исповедуются и причащаются. У нас в коллективе есть воцерковленные и церковные люди. Светских людей в коллективе не было никогда, но были певчие с разными нюансами, неприемлемыми для работы в нашем коллективе. В то же время текучки нет. Корифеи коллектива – я, Виктор Хапров и Андрей Иванушкин – работаем вместе уже 23 года, с басом-профундо Владимиром Миллером (бас-профундо – самый низкий голос в мире. – Прим. авт.) мы сотрудничаем 19 лет; с контратенором Александром Горбатенко (контратенор – самый высокий мужской голос. – Прим. авт.) и баритоном Борисом Петровым около 10 лет. Наш первый тенор год назад уехал в США, и мы привлекли молодого тенора Ивана Егорова, который еще учится в Петербургской консерватории. Несмотря на свою молодость, он обладает достаточными профессиональными и вокальными качествами, чтобы выступать в составе нашего ансамбля.
– У остальных солистов светское музыкальное образование – они окончили Петербургскую консерваторию, а потом пришли к церкви?
– Путь у каждого разный.
– А у вас?
– У меня, наверное, один из самых сложных и в то же время прямой. В свое время один псковский старец начертал передо мной довольно долгий и интересный путь: пение в Церкви, создание профессионального хора, концертную деятельность, музыкальное издательство. Вот так и иду по этому пути, не сворачивая.
– Ведете ли вы соответствующий образ жизни?
– Это очень сложно. Соответствующий какой традиции? В каждой стране, в каждой духовной традиции свой уклад, предпочтения, и что нормально в рамках одной традиции, непривычно для другой. Например, сербские батюшки (мы их очень любим и уважаем) нередко курят: для балканской духовной традиции это нормально. А у нас курящего батюшку я и не вспомню из своего окружения. Что касается нас, то мы постоянно в Церкви – либо на службах, либо репетируем. Многие исповедуются, причащаются. В нашем коллективе прекрасные люди – коммуникабельные, разносторонние и интересные.
– Можно ли говорить о неких общих чертах характеров – скажем, умиротворенности или целеустремленности?
– Целеустремленности нет никакой, но каждый из нас чего-то добился. Это важно, но не думаю, что это главное. Каждый человек приходит в Церковь по своим причинам. Кто-то из-за веры и просто попеть, кто-то из-за денег – семью кормить надо. А кто-то приходит ради красоты. Мне кажется, те люди, которые сейчас со мной работают, пришли в Церковь ради красоты. Церковная певческая культура насчитывает не одно тысячелетие. У нас есть большая программа – «Пение древней Церкви». Эта программа на семи древних языках – собрание жемчужин церковно-певческого искусства. Есть программы, посвященные разным эпохам и стилям. Такие программы невозможно делать с людьми, которые не понимают, что такое красота, традиция, не обладают мощнейшими профессиональными навыками. Так уж сложилось, но мы живем в стране, созданной в рамках христианской традиции. Церкви являются архитектурными доминантами городов. Внутри храмов можем видеть уникальные образцы изобразительного искусства, доставшиеся в наследство от византийской традиции и даже более ранних эпох. Своим трудом мы стараемся оживить и дополнить сложившуюся церковную традицию на сегодняшнем этапе ее развития. В этом смысле люди, которые со мной работают, мне кажется, пришли в основном ради созидания красоты и, наверное, созидания себя.
– Можно ли говорить о самовыражении?
– Сложно. Самовыражение предполагает сильное наличие «я». Думаю, человек, который пытается что-то созидать в Церкви, должен больше слушать. Слушать людей, слушать Бога. То есть быть открытым для диалога.
– В вашем коллективе есть заслуженные артисты?
– Да, Владимир Миллер, более 30 лет работающий в Петербургской певческой капелле, получил это звание. Кроме того, у него много личных достижений, он достаточно заметный человек.
– Чем вызвано построение вашего хора – от самого высокого до самого низкого?
– Верхние голоса – более полетные, одного контратенора достаточно, также есть первый тенор и второй тенор, два баритона, бас и бас-профундо. Таким образом мы закрываем весь диапазон, доступный для мужского хора. Это позволяет расширить репертуар и петь те вещи, которые большинство ансамблей спеть просто не сможет, потому что у них нет таких голосов.
– Исполняете ли вы на концертах светскую музыку – военно-патриотические песни, романсы?
– Военно-патриотические песни мы исполняем довольно редко, потому что есть много коллективов, которые занимаются только ими. А хоровые романсы и лирика – это второе отделение нашего концерта.
– Ваш коллектив славится традицией древнерусского знаменного пения. Расскажите о нем.
– В 1996 году, когда мы начинали свою деятельность, было немного коллективов, которые всерьёз занимались древним пением. Основной идеей нашего хора стала идея возрождения древних распевов на богослужениях. Мы начали исполнять древние распевы по корпусу синодальных квадратно-нотных книг. Всенощное бдение поначалу мы служили пять часов, большими распевами с разнообразными певческими украшениями. Красиво, конечно, но прихожанам было тяжело. Сейчас наша служба стала гораздо динамичнее – приобретен тот самый драгоценный опыт. Постепенно ввели древнерусские строчные и партесные распевы, а также современные авторские переложения древних распевов. Таким образом, палитра певческих стилей, представленная на богослужениях, чрезвычайно широка, что делает нашу работу интересной, а молитвенный труд прихожан менее тягостным.
– Вы и на концертах исполняете знаменные распевы?
– Конечно. Этот материал мало кто поет. Концертная версия знаменного распева всегда ярче храмовой, так что знаменный распев достойно вписывается в концертные программы.
– Знаменное пение – омузыкаленная молитва, в которой главное – текст, и в этой связи менее эмоциональное по сравнению с партесным?
– Думаю, дело не в певческих стилях. Молитва – прежде всего состояние, в котором человек пребывает. Конечно, древнее одноголосное пение, как говорят святые отцы, «вяжет на молитву». А партес более яркий, красочный, но его тоже можно петь по-разному. Например, в конце XIX столетия в Оптиной Пустыни пели в основном партесные распевы – и ничего, сколько воспитанников Оптиной прославились духовными дарованиями. Так что и партес может быть молитвенным.
– Возрастает ли интерес аудитории к знаменному пению?
– Интерес к Церкви и ко всему, что с ней связано, снизился по сравнению с 90-ми годами. Тогда слово любого человека в рясе воспринималось как истина в последней инстанции. Это было время, когда открывались и реставрировались храмы и монастыри – время надежд. Сейчас такого нет: более критичное отношение и к священству, и церковным установлениям. В информационном пространстве довольно много вброшено негатива по отношению к Церкви, да и сами церковные деятели не всегда оказывались на высоте. Это порождает информационные лавины, которые разрушили очень многое в душах людей, что с таким большим трудом создавалось.
С церковно-певческим искусством ситуация не лучше. К примеру, в 2001 году на Первом Московском Пасхальном фестивале была интересная хоровая программа, множество профессиональных коллективов. Сейчас такого нет, все проще, дешевле. В целом Церковь самоустранилась от устроения хоровых фестивалей. Исключением является Ульяновск, где устраиваются Розовские чтения; Валаамский монастырь несколько лет устраивает большие певческие праздники. В то же время отношение большинства иерархов к пению довольно утилитарное. Достаточно сказать, что последний корпус певческих церковных книг издан в 1915 году! Сегодня необходимы новые издания с современными изложениями распевов, но интереса к этому нет. До революции Синодальное училище было локомотивом всего церковно-певческого искусства. Из стен училища вышли выдающиеся регенты и композиторы, трудами которых мы пользуемся по сегодняшний день. Сейчас ничего подобного также нет. Ищущих духовной отдушины мало. Владыка Тихон (Шевкунов) назвал цифру: около 5% населения России воцерковлено или интересуется Церковью. Много это или мало? Сколько из этих 5 % интересуются культурой? А кто из них влияет на информационное поле России? Судя по окружающему нас контенту – почти никто.
Русская церковная музыка началась со знаменного распева, возникшего во времена крещения Руси. В основе такого пения – одноголосное хоровое исполнение. Название связано с использованием для записи особых знаков нотации – «знамен». Источник знаменного пения – византийская литургическая практика. Знаменное пение было распространено на Руси с XI по XVII век. Смысл знаменного пения – освобождение души от страстей, отрешенность от видимого материального мира. Мелодии знаменного распева использовали в своих сочинениях П.И. Чайковский, С.В. Рахманинов. В XVII веке знаменное пение сменяется партесным (стиль многоголосного пения).
– Примерно 5 % аудитории ходит и на спектакли.
– Да. Есть элита духовная, есть светская… К сожалению, телевидение и интернет сильно воздействует на массы. В новогоднюю ночь одни и те же лица, в рождественском концерте – они же. Рождества в этом концерте было – ноль. При всем уважении к Григорию Лепсу, рождественский концерт – не его тематика. Первый канал должен был пригласить исполнителей с рождественскими песнями, народные коллективы с колядками, и как минимум несколько академических, в том числе детских, хоровых коллективов. Оформить, спродюсировать. Что-то новое заказать нашим композиторам и поэтам. Но российским властям все равно. Наше телевидение пущено на самотек, и оно воспитало уже не первое поколение культурно и духовно индифферентных людей. Сегодня как никогда актуально звучат слова академика Капицы: «Телевидение – это преступная организация по развращению населения». К чему это приведет в перспективе?
– Многие люди телевизор не смотрят.
– У меня телевизора нет более тридцати лет. Я пользуюсь интернетом, откуда могу выбрать то, что интересно. Но я взрослый образованный человек, и мои запросы в интернете далеко не такие, как у школьника, который еще очень мало знает, смотрит сделанные на коленке молодежные сериалы или сидит в соцсетях. Интернет – достаточно агрессивная среда, и редкий ребенок получает оттуда знания. Как правило, он вступает во множество каких-то завуалированных сообществ, приводящих его к преступному миру, экстремизму, национализму, наркомании и даже суициду. И даже случайно вляпавшись в порнографию, он еще долго будет получать контекстную рекламу на эти темы. Сможет ли он выбраться из этого информационного болота? Кто защищает интересы российских граждан, в том числе и маленьких? Больше вопросов, чем ответов.